Но эта ненависть странным образом граничит с восхищением. Авантюрин — это хаос, воплощённый в слишком идеальных линиях: в изгибе бровей, в том, как его пальцы скользят по краю бокала, оставляя на стекле едва заметные отпечатки. В том, как он всегда на полшага впереди, даже когда кажется, что он проиграл.
— Ты прав насчёт вероятности, — говорит он наконец, и его голос звучит чуть глубже обычного, будто под давлением незримого груза. — Но ошибся в другом.