« woodkid — run boy run »
misha vishnevsky ³²

joe alwyn, как вариант

у яны есть старший брат — михаил. из тех, кого сложно по-настоящему разглядеть, даже если смотришь прямо. всё ровно, аккуратно, гладко — вроде бы. но под этим — слой за слоем — то же самое, что у неё: настороженность, привычка держать дистанцию, чувство, что мир всегда может треснуть под ногами.

миша — старший, значит, по умолчанию должен был быть надёжным, сильным, собранным. и он научился. научился держать лицо, как отец. научился говорить «всё нормально» даже тогда, когда оно валится из-под рук. с детства таскал её за собой: то в подъезд играть в карты с друзьями, то на речку, то просто забирал с собой из дома, когда там становилось тяжело дышать.

после школы — армия. естественный путь для того, кто всегда выбирает структуру вместо хаоса. дисциплина вместо страха. с тех пор он как будто существует в параллельном мире — в форме, с короткими, взвешенными сообщениями, с редкими звонками. никогда не говорит, где именно служит. «ничего интересного, работа как работа» — его стандартный ответ. яна знает: это враньё. но уважает это враньё. они мало говорят, но когда миша появляется — всё вокруг словно собирается обратно по частям.

с ним она может не прятать тревогу.
не подстраиваться, не угадывать, как с чужими.
он её помнит такой, какая она есть — с тех времён, когда она ещё не боялась всего и всех. он не давит, не лезет с советами, но если надо — просто стоит рядом. этого достаточно.

p.s. абсолютно все в этой заявке менябельно и обсуждаемо. приходи защищать сестрицу и быть светловолосым крашем! верю, надеюсь, жду!

«The Lumineers — Sleep On The Floor»
Kyle Turner ^28-32

Jamie Campbell Bower [врач-травматолог, в пару]

Ты в своей жизни видел столько упавших звезд девочек, что хоть желание загадывай. У каждой была своя история, причина падения или столкновения с чем-либо, но это было не так важно. Все, что тебе нужно было сделать — починить то, что сломано, того, кто сломан. Люди бывают такими хрупкими, а ты с детства любил восстанавливать разбитое. 

Твоя девочка попала к тебе так же. Самый типичный прием у травматолога [у тебя]. Все, что ей нужно было — слушать твои рекомендации по лечению, но она не слушала. Практически, нет. Она смотрела на тебя и молчала, а потом улыбнулась. Ты странная, ты знаешь об этом? Я — всего лишь врач. К врачам приходят, слушают, выздоравливают и забывают их. Почему же ты не хочешь?

Вы видитесь все чаще и она тебя провоцирует.
— У меня болит. — тихо произносит она и смотрит в глаза. На лице — россыпь веснушек, губы потрескались от ветра.
— Где именно болит, Ева? — по привычке продавливаешь пальцами рядом с коленом.
— Выше.

Ты смотришь на нее и молчишь. Лучи солнца путаются во взъерошенных волосах. Выдыхаешь и держишь себя в руках. Пусть найдет себе кого-то своего возраста. Неужели это так сложно? Перестань, слышишь?

Несколько недель спустя ты рассматриваешь разбитые колени, что-то слушаешь про скейтборд [почему ты так стремишься себя покалечить?] Когда-то ты тоже на нем катался, но это было очень давно. Верный способ к самоуничтожению, знаешь?
Замечаешь синяки и царапины на ребрах — их едва видно. Пальцы сами поднимают ее топ чуть выше, чтобы осмотреть. Она дергается, как раненная кошка и отталкивает тебя.
— Кто с тобой это сделал? - спрашиваешь слишком спокойно, но внутри почему-то просыпается злость.
— Какая тебе разница? — она резко встает, чтобы уйти.
— Это — не падение со скейтборда. Ева, вернись.

Она хлопает дверью и этот звук бьет по голове. Кто тебя избил, Ева? Какого черта? Твой отец знает?

Привет-привет. Я тут словила вайб на внешку Бауэра и меня не отпускает. Гарантирую тебе много милоты и наш, только наш, вайб. По постам подстроюсь. Даже не переживай. Я человек-вдохновение, так что подталкивать меня на написание не придется.
Я буду полностью твоей. Забирай 🖤

« Твое сердце — бокал, я из него все выпил и разбил
Но чтоб никто об этом не узнал, заклею все
простым "извини" »
Ethan Marsh ⁴²

Ryan Gosling

Её офис в центре Портленда пахнет старыми законами, пылью дел и обжигающе горьким кофе. Она не просто адвокат – она живой щит для тех, кого система пытается раздавить. Рабочие, уволенные без причины и голоса; матери, борющиеся за права детей-инвалидов; мигранты, чьи истории теряются в лабиринте бумаг. Ее оружие – острый ум, стальные нервы и древний, как сама боль, страх, глубоко запрятанный: страх снова полюбить, страх снова потерять. Потому что три года назад ее мир не раскололся – он взорвался: Эндрю, ее парень, капитан морской пехоты, улетел в очередную «горячую точку». Обещал вернуться к ее дню рождения. От него пришло только одно письмо, неоконченное, обрывающееся на полуслове, как его собственная жизнь: «Дэв, здесь так звездно… как в той ночи на озере Мичиган. Скоро увидимся, я…». Потом – бездонная, гнетущая тишина. «Пропал без вести». Эти слова не просто выжгли пустоту – они высекли в ней ледяную пещеру, куда не проникал свет, которую она яростно, до изнеможения заполняет работой.

Ее Антипод, ее тень: Итан Марш. Он – безупречный, выточенный из льда гений корпоративного права. Его конек – защищать гигантов, тех самых, которые давят «маленьких людей», права которых отстаивает Дэвин. Он олицетворяет все, что она презирает до глубины души: цинизм, всепоглощающую власть денег, мертвящее бездушие системы. Он блестящ, саркастичен и он так же одинок, как и она, хотя прячет это за безупречными складками дорогих костюмов и ледяной гладью улыбки. Их столкновения в зале суда – это не споры, а гладиаторские бои, дуэли на ножах изощренных аргументов, где каждый укол оставляет не просто рану – шрам на душе.

Их новая битва – судьбоносное дело. Дэвин представляет группу пожилых жителей ветхого, дышащего историей каждого кирпича, квартала, которых вышвыривают на улицу жадные руки крупного девелопера, бредящего безликими «элитными апартаментами». Итан – не просто лицо, а бронированный кулак этого девелопера. Судья, измотанный их яростной войной под сводами зала, отправляет их в самое пекло конфликта – в тот самый квартал в Портленде – чтобы собрать «очевидные доказательства» и тщетно попытаться найти хоть каплю компромисса. Компромисс – слово, стертое начисто из словаря обоих.

Ночь. Ледяные иглы осеннего дождя загоняют их в крошечный, прогорклый от запаха старого дерева, дешевого пива и отчаяния, паб «Последний Шанс». Яд аргументов льется рекой, как и виски в их бокалах. Старые обиды, грязные профессиональные удары ниже пояса, отравленные личные уколы (Итан вдруг хрипло бросает сквозь дым сигареты: «Тебя хоть что-то трогает, кроме чужих несчастий, Картер? Или твое сердце застряло где-то в песках, пропало без вести?» – Дэвин вздрагивает, будто получила пощечину, кровь отливает от лица, оставляя его мертвенно-белым). Они напиваются до беспамятства, до потери страха. Паб гудит пьяным угаром. Беснующийся местный праздник. Надрывная ирландская музыка. Кто-то захлебываясь смехом кричит: «Эй, смотрите, классика! Ссора влюбленных! Давайте их обвенчаем для смеху!» Все превращается в сюрреалистичный, пьяный, унизительный фарс. Где-то мелькает «священник» (оказавшийся подвыпившим барменом в нелепом стихаре), звучат слюнявые клятвы «не убить друг друга до утра», на пальцы цепляются дешевые пластмассовые кольца из автомата с жвачками. Как трофеи позора. Они бесславно валятся в дешевой гостинице – в разных кроватях – в глухой, тошной ненависти к себе и друг другу.

Утром – похмельный кошмар. Их «свадьба» – жирным шрифтом на первой полосе таблоида. Клиенты Итана в бешенстве («Адвокат, женящийся с врагом?! Предатель!»). Клиенты Дэвин в паническом ужасе («Она купилась? Продала нас?!»). Репутации – висят на волоске над пропастью. Единственный выход: притвориться. Хотя бы на время. «Брак по расчету» во имя спасения руин карьеры. Они въезжают в шикарный, но ледяной, бездушный пентхаус Итана – позолоченная клетка из стекла и стали. Каждый день – изматывающий спектакль. Лживые улыбки для прессы. За закрытыми дверями – шипящие, как раскаленное масло, перепалки. Дэвин ненавидит этот блестящий фальшью холод, этот военный порядок, напоминающий выутюженную форму Эндрю. Она ловит себя на том, что подсознательно ищет в строгих, непроницаемых чертах Итана – призрачную тень того, кто не вернулся. Это бесит до дрожи и пугает до онемения. Итан же, украдкой наблюдая, как она ночами горит над делами своих «маленьких людей», видит не фанатичку, а нечеловеческую усталость во взгляде и ту самую, знакомую до боли боль, которую он однажды так подло ткнул. Однажды, в минуту слабости или любопытства, он находит ее заветный тайник – то самое неоконченное письмо Эндрю, истерзанное до мягкости, зачитанное до дыр слезами. Молча кладет обратно. Что-то тяжелое и незнакомое сдвинулось в его груди. Да, он понял. Понял слишком много.

Напряжение натянуто, как струна перед разрывом. Дэвин, опьяненная вынужденной близостью и ложным чувством… Чего? Доверия? Временного перемирия? Ослабив бдительность, проговаривается Итану (не называя имен) о ключевой слабости в деле ее подзащитных – отчаянной, рискованной стратегии. Итан, как хищник, учуявший кровь, без колебаний использует это. В суде он наносит сокрушительный, подлый удар, от которого ее клиенты едва не рухнули в бездну. Дэвин ощущает не лезвие – целый айсберг предательства, вонзившийся в самое сердце. Это в тысячу раз больнее любого удара в зале суда. «Ты… – голос ее, хриплый от сдавленных рыданий, эхом разносится по опустевшему залу. – Ты как он! Как Эндрю! Обещаешь… Кажешься… Настоящим … а потом исчезаешь! Оставляешь только… эту чертову боль! » Она швыряет ему в лицо сравнение его поступка с вечным, мучительным ожиданием бывшего, с его оборванным на полуслове письмом. Итан молчит, его лицо – неподвижная каменная маска, но в глазах – не гнев, а что-то сломанное, почти… стыд? Или раскаяние?

Через день он приходит к ней. Не оправдывается. Молча кладет перед ней на стол потёртый, холодный армейский жетон. Не Эндрю. Его собственный. «Три года. После того, как моего отца… обычного школьного учителя… сломали, посадив по надуманному обвинению. Он не выдержал тюрьмы. Я… я бился как рыба об лед, пытался бороться – система перемолола меня в пыль. Тогда я решил, что нужно стать ее частью. Сильнее ее. Чтобы хоть как-то… балансировать. То, что я сделал в суде…» Он делает болезненную паузу, глядя куда-то мимо нее. «Это не был удар по тебе. Это был… идиотский, подлый, отчаянный крик. Чтобы ты наконец УВИДЕЛА меня. Не твоего врага. Не тень твоего мертвого капитана. Меня. Итан Марша. Я… нашел кое-что». Он передает ей конверт от Минобороны. Сухие строчки кричали правдой: Эндрю не пропал без вести. Он погиб. Конкретно. Героически. Официально. Она не могла дышать. Откуда? Как он проник туда, куда она годами стучалась кулаками в глухую стену? Она не кричала, не рвала бумаги. Она стояла, превратившись в ледяную статую, лишь пальцы судорожно сжимали злополучный конверт, белея в суставах. «Зачем? – ее собственный голос прозвучал чужим, плоским. – Зачем тебе это? Нам надо… нам надо закончить этот дешевый фарс. Сейчас же».

Это просто идея, она редактируема и обсуждаема, как и внешность. Можно обсудить будет уже лично и отредактировать или доработать, но суть, так сказать, от любви до ненависти...

« земфира - злой человек »
william mercer ^{30 - 35}

jack o'connell

уилл заходит в горящие здания, не моргнув глазом, пьёт холодное пиво по вечерам и навещает в тюрьме младшего брата каждую вторую субботу месяца. каждый день он просыпается около семи утра, закуривает оставленный в пепельнице окурок и пытается убедить себя, что сегодняшний день будет куда терпимее, чем вчерашний. но так было не всегда.

когда антония впервые появилась на пороге пожарного участка, уилл показался ей угрюмым, вечно недовольным жизнью циником. когда он впервые увидел тони - она выглядела, как чертова элль вудс из "блондинки в законе". девочка, ты ничего не перепутала? здесь пожарный участок, а не пятая авеню.

уилла тошнит от нездорового позитива, который источает тони, от ее разноцветных стикеров, ручек с наконечниками в виде милых зверушек, туфель на каблуках и лекций о здоровом образе жизни. таких людей не существует, черт возьми. посмотри на нее! она как-будто сбежала из май литтл пони!

у них обоих тяжелое прошлое, но справляются они диаметрально разными способами. пока она строит из себя девочку-у-которой-все-слишком-прекрасно, он называет себя реалистом, стреляет сарказмом прямо в цель и предпочитает не подпускать к себе людей слишком близко. только, кажется, их доспехи цепляются друг за друга, перетираются, дают трещину. успеют ли поладить, пока не сотрут друг друга в пыль? положи, твою мать, на место мои хлопья, пока я не смыл твой ежедневник в унитаз!

заявка в пару. если вкратце, то она - это что-то среднее между эль вудс, пенелопой из "мыслить как преступник" и эмили в париже. он - собирательный образ любого красавчика с тяжелым прошлым и несносным характером. они познакомились на работе, где он - пожарный-спасатель, а она - секретарь шефа пожарной части [что она там забыла вопрос конечно интересный]. прошлое его - на ваше усмотрение, может с его семьей что-то случилось, может он был неудачно женат, может-еще-что-то-думайте-сами. мне было впадлу придумывать фамилию, так что я просто сделала тебя родственником моего твина. если захочешь - отменим. имя можешь сменить, фамилию тоже, внешность обсудим. короче, я вариантивна. в постах подстраиваюсь под игроков, но в основном, пишу от третьего лица размером от 4к и до бесконечности. одену, обую, расцелую, все, как положено.

« Johny Cash - God's Gonna Cut You Down »
howard ⁴⁰⁺

monica bellucci

Здравствуй, мама! вышли денег
Мы никогда особо не ладили. Ты, как говорится, человек творчества и культуры. Всегда среди Богемы. Ну так мне казалось. Я старалась не вникать в твои дела, в рисование я пыталась, но у меня не выходило, мне не хватает жизни в картинах. Вот фото - совсем другое дело. Потому у нас всегда был повод для лёгкого спора, что же лучше, пейзаж который ты изобразила, или тот же пейзаж, но который я сфотографировала.
Ты старалась быть хорошей мамой, это правда. Никогда не обделяла, могла дать достойный совет. Но ты всегда витала в облаках. Верила, а может и веришь в Бога, и потому свято была уверена, что всё в моей жизни наладится само по себе. Просто возраст сложный, проблемный.
Затем, ты узнала, что я по уши втрескалась в одноклассницу... Долго же ты со мной не разговаривала и осуждала молча, одним лишь взглядом. Мне кажется ты была в шаге от вызова мне на дом экзорциста.
Может быть ты даже позлорадствовала тому, как эта девушка со мной поступила.
Тебе не давалось такое понятие, как воспитание, потому увы, мы в моём сознании всё больше закреплялись как посторонние.
Вот и сейчас. У нас редкие созвоны, я не знаю чем ты живёшь...
И как не странно, а я скучаю. Даже не получив поддержку, когда она мне была так нужна, я всё равно тянусь к тебе.
А ты может не теряешь надежду, что я стану достойным, известным фотографом. Да, тщеславие не обошло тебя стороной, а ты не хочешь гордиться мной просто так. Ты хочешь гордиться мной, за успехи, которые позволят нашей фамилии сиять ещё ярче.
Скажи, мам. А когда твоя тяга к искусству превратилась в тягу к известности? Ты ведь когда то творила потому что тебе это нравилось, а не потому что это тебя увековечит.

Посты — пара раз в неделю, 4-8к. От первого лица люблю, но могу от третьего. Общаюсь в личных сообщениях, я очень устала от тележки, но может в перспективе будет и она. Люблю флуд, правда последнее время с ним сложненько из-за времени. Об отсутствии или уходе предупреждаю. И тебя прошу держать в курсе перемен. Даже если я просто не зайду по ходу игры, скажите пожалуйста, я не хочу быть кактусом, с которым играешь неохотно, хочу вдохновлять... Тут мы похожи с моей героиней. С игрой не тороплю, над душой с постами не порхаю, но повторюсь, если я знаю, что ты не пропала. Лучше сразу скажи если дела у нас не пойдут, я не укушу. Ну если не захочешь. Но даже в этом случае куси будут аккуратные.
И теперь внимание:
Если тебе не нравится образ выше, но нравится внешность, и идея дочери в моём лице, я готова пересмотреть заявку даже целиком.
Твой образ здесь, это то, что я написала у себя о тебе в анкете, практически. И там не очень много. Я готова подправить анкету на твой счёт и подарить тебе СОВЕРШЕННО ЛЮБУЮ РОЛЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ. Может у нас не так всё было отстранённо, как я написала. А может мы ссорились куда серьёзнее. Может у нас был конфликт из-за твоего любовника или любовницы.
В общем ты приходи. Очень желательно личико не менять, но всё остальное, до последней буковки в твоей истории мы построим из твоих хотелок. То что выше, один из множества вариантов.
Я тебя приму любой. Даже если в прошлом у тебя какие-то страшные скелеты есть. Мне кажется что есть. У такой женщины их не может не быть.

« аффинаж - заметь меня »
richard [richi] ¹⁸

rudy pankow*

ты не любишь туго завязанные школьные галстуки, штаны с кучей карманов и людей, которые не смотрят в глаза. в твоей комнате миллионы музыкальных пластинок: все по полочкам разложены, по годам, под линеечку, казалось, и в голове так же. иллюзия собственной нормальности. адекватности. человечности.

когда-то мы хорошо знали друг друга, жили в соседних домах, желали доброго утра, посылая бумажные самолетики в окно напротив, воровали яблоки из соседского сада и не думали, что в этом мире есть что-то куда страшнее, чем разбитые в кровь колени или сломанный велосипед. всё изменилось за один вечер. ричи, папа сказал, что мы переезжаем в конце недели.

сердце было разбито, а слезы высушены, но даже это ничего не могло изменить. и если первый год мы старались как-то поддерживать связь, созваниваясь и отправляя электронные письма, то с наступлением подросткового возраста пропущенных стало больше, время ответа на сообщения увеличилось, пока в какой-то момент всё полностью не сошло на нет.

пока меня не было, многое изменилось. череда паршивых событий превратили тебя из милого мальчика в задиру и школьного хулигана из тусовки популярных ребят. ты не лидер, но верный рыцарь короля, правая рука, держащая в страхе всех лузеров. твои социальные сети пестрят вечеринками, красивыми девушками, увлекательными поездками и черт знает чем еще. возможно, стоило бы за тебя порадоваться, но увы, я не могу.

мне было шестнадцать, когда автомобиль старшего брата съехал с дороги в кювет. благо, обошлось без жертв, если, конечно, так можно выразиться. парочка сломанных ребер и конечностей, сотрясение, ушибы. ничего страшного. всё заживет. вот только знаешь, я теперь ничего не вижу. совсем..

заявка уже начинает напоминать летопись, так что дальше в двух словах: я вернулась в школу, ты начал меня буллить, потом узнал, кто я, но сделанного, как говорится, не воротишь. теперь в этом и варимся.

заявка в пару, пишу от третьего лица, в оформлении подстраиваюсь под соигрока. внешность можно обсудить, имя можно сменить, биография на твое усмотрение. люблю, целую, жду, приходи, там разберемся.