Ее разрывает. Шиммер внутри растекается, кислотно-розовой жижей ползет по венам, выжигая, отравляя все внутри. Движения во вне кажутся медленными, собственные - молниеносными. Она слышит шум и в следующую секунду обнаруживает, в своей руке пистолет, дуло которого горячее от выстрела. Она почти не помнит, как сделала выстрел, приходится сильно напрячься, вспомнить, ощутить движение руки, резкий рывок мышц к кобуре, мгновение на прицеливание и оглушительный хлопок. Звон от выстрела почти не остается в ушах, она привыкла, она сделала все, чтобы ей почти всегда было весело и оглушительно громко.
Джинкс не нравится. Отсутствие контроля ее пугает. Не этого дебильного, который был у Вай или Вандера, не того, легкорушимого и одновременно с тем строгого, как у Силко. Нет, ее пугает отсутствие контроля у себя самой. Она же почти!.. она почти?..
- Нет-нет-нет, я просто психованная, ничего больше. Может самую слегка безумная, но я ведь не... Я не... - она нервно шагает по полу своего шаткого убежища, о котором некогда знал лишь Силко, ладонями свои руки обхватывает, пытаясь успокоить, как это делали Экко или Вай, но вместо этого крепче ногтями впивается в кожу, заставляя себя же тихо зашипеть от боли. Ей надо вспомнить, надо найти, выцепить из памяти то, как именно они расстались с Вай. И она вспоминает, но не то, что нужно.
Мерзкие, дрожащие в предвкушении новой дозы шиммера кривые пальцы тянутся к ней, и их не один десяток, не два. Кажется, эти уже не люди, так, существа, тени, что раньше были жителями Зауна, сползлись со всех ближайших трущоб именно туда, к лачуге, служившей им с Вай некогда домом. Она не хочет и думать, как именно эти жалкие души обнаружили ее, да и некогда. Когда один из них застает врасплох Джинкс, что увлечена разговором с сестрой куда больше, чем всяким медленно ползущим отребьем, когда один из этих давно потерявших рассудок сосудов впивается полусгнившими зубами в ее лодыжку, что-то щелкает внутри, срывает внутренний предохранитель, и новая Джинкс являет себя.
Обычная, привычная всем, и самой себе особенно, Джинкс прострелила бы для начала руку, снесла бы часть мочки уха, наблюдая за тем, как напавший на нее мучается, истекает кровью, и подумала бы, следует убивать или выстрелить еще пару раз и оставить обидчика испытывать боль в несколько раз неприятней, чем он привнес, еще не день и не два. Конечно, чем старше становилась Джинкс, тем меньше она верила в исправление людей и умение их меняться после сделанных ошибок, но! Все ее решение зависело бы от настроения, от того, в каких отношениях они расстались бы с утра с Силко, была бы она снова "полезной и неотъемлемой частью" его великого плана или снова была бы "разрушительной занозой".
Новая же Джинкс не успевает задуматься над своим настроением и состоянием. Она хватается за пулемет раньше, чем успевает понять, ощутить его вес в руках, она наносит удар, второй тупой частью пулемета по голове отребья, заставляя того все же оторваться от лодыжки, пинает его с размаху и с полуоборота разгоняет миниган до приличной скорости, выпуская почти всю очередь в посмевшего ее укусить. Он быстро перестает дышать, третий или четвертый выстрел попадает точно промеж глаз, оставляя на его лице застывшую маской выражение отупения со смесью удивления. Но Джинкс этого мало. Она не в гневе, не в ярости. Ей просто настолько хочется разнести эту отупевшую гримасу, стереть ее, будто бы такой никогда и не существовало. Это чувство захлестывает с головой, заставляет светиться шиммер в и без того поменявших цвет глазах и вжать до упора курок на минигане, держа его дула все еще в направлении уже умершего отброса. Пули вырываются, одна за другой, вгрызаются в кожу, в кости, застревают поначалу в еще теплой, пластичной плоти, но чем дольше Джинкс удерживает начинающую нагреваться пушку напротив своей жертвы, между прочим укусившей ее!, тем больше от привычного понятия «человек» остается все меньше, превращаясь поначалу в «решето», а затем во что-то кашеобразное с белыми кусочками разломанных костей, торчащих из этой неоформленной массы.
Звук раздающейся очереди затихает, но на его место приходит смех, что поначалу толчками выходит из легких, будто бы прорываясь сквозь воду. Джинкс давит в себе смешки, но чем больше она старается это делать, чем дольше смотрит на кровавое месиво перед собой, тем смешней ей становится. Она заходится безумным хохотом, слегка откидывая голову назад. Хищный взгляд проходится по окружающим целям, выставляя приоритеты. Вон тот, с огромными булькающими волдырями на лице красиво разлетится с отвратительным всплеском-всхлюпом кроваво-розовых брызг. У той бедолаги настолько иссохлась рука, что вот-вот отвалится, долой ее! А еще то тут, то там эти покореженные морды, не лица, вылезают, языками мясистыми облизывают губы потрескавшиеся и будто не видят угрозы в ее худощавом теле с тяжелой пушкой наперевес. Им же хуже.
Оно злорадно бурлит внутри, выплескивается наружу в рваном, будто бы лае-смехе, пока пули ласково касаются каждого из всех по нескольку раз за круг. Рука, дрожащая от нетерпения, с лаком на ногтях, что некогда был ярким, а теперь стерся, наполовину облез и потрескался, ныряет в сумку, вытаскивая из нее особо взрывоопасную гранату. Чека остается зажата в зубах, в оскале, что должен собой напоминать улыбку, рука делает движение, замах назад, а корпус разворачивается в сторону остатков или останков, тут уж как посмотреть, этих канализационных крыс, и Джинкс натыкается на ее взгляд...
Воспоминание не обрывается, оно вспышками, всполохами мерцает, взрывается, точно ее бомбы с ярко-розовым и голубым огоньками, но за ними не удается различить ни слов, что кричала ей Вай, ни действий, как ее, так и сестры.
- Нет-нет-НЕЕЕЕЕЕТ!!! - отчаянно вскрикивает Джинкс, но тут же себе рукой горло затыкает и другой по голове чуть бьет, за волосы хватает, сминая их в кулаке. - Вспоминай ты, не нужная, тупая, головешка. Вспо-ми-най!
Она рычит, с собой договориться пытается, шантажирует свою голову, умоляет и плачет, и так боится, боится, до мурашек по всей коже, прийти туда и обнаружить на месте кровавого месива и ее.
Она слезы кулаком утирает наспех, собирает еще пару своих изобретений, закидывая их в наплечную сумку, балахон потрепанный нацепляет, умело пряча под ним миниган и шаг делает в сторону того направления, где они с Вай расстались, но передумывает и поворачивает в другую сторону, не решаясь встретиться с последствиями своего безумия. Ей помощь нужна, не Вай. Если Вай выжила, то она найдет способ найти ее, подлатать себя в случае чего, есть же коротышка или ее эта противная пилтошка! Если не выжила... Джинкс сглатывает горько, головой мотает и подгоняет себя вперед.
Она старается брести незаметно по вылизанным улочкам Пилтовера, несмотря на недавнюю разруху, тенью крадется, где надо, но как только удается возможность выцепить взглядом небрежно оставленную и не подтянутую до конца витую лестницу, тут же взбирается на крыши. Это опасней, чем брести понизу, черепица под ногами уже повзрослевшей Джинкс, не Паудер, иногда трескается под весом ее и минигана, соскальзывает вниз, с громким звуком разбиваясь о мостовую внизу, но Джинкс продолжает упрям ступать вперед, с крыши на крышу перепрыгивать, задумываясь в процессе о том, что неплохо было бы воплотить как-нибудь ее идею с зацепным пистолетом, пускай и он смотрел на эту идею весьма вопросительно.
Дом, другой, и она на его балконе, не заставленном почти цветами и клубами, ему это ни к чему. Замочная скважина на стеклянных дверях с вычурным, золотым узором, смотрится убого и глупо, но так уж и быть, из уважения к нему, ну и чтобы не привлечь патрульных внизу, Джинкс возится с замком какое-то время. Механизм тихо щелкает ровно в тот момент, когда у нее заканчивается терпение, и она корчит рожицу глупому замку, про себя высказывая ему все, что только о нем думает.
Внутри мастерской тихо и темно. С ее прошлого визита тут многое появилось, и листы с новыми изобретениями, и какие-то прототипы, лежащие на столе в окружении чертежей и набросков. Джинкс в сумке нашаривает вытянутую стеклянную трубку со светящейся зеленой жидкостью, взрывоопасной, между прочим, но ею использующейся как фонарик, если нужно подсветить дорогу или что-то еще. Глаза, цвета шиммера, жадно скользят по новым названиям, по аккуратному, но где-то спешному почерку. Она губами неслышно шевелит, вчитывается, достраивает в голове что-то, мысленно пририсовывая и разукрашивая скучные черно-синие чертежи яркими красками, и усмехается чуть новым идеям их с коротышкой не то наставника, не то друга.
- Ви-и-и-икто-о-ор-тр-тр-тр-тр-тр-тр! - все-таки подает Джинкс голос, тянет поначалу имя чужое, а после начинает парадировать пулеметную очередь, смешно выталкивая языком воздух сквозь зубы. - Выходи-и-и! С поднятыми руками и без резких движений, желательно, а то я немного... ну, не я, кажется.
:upscale()/2017/04/18/964/n/1922283/b82286257577a6f6_S712.gif)
Но ты ведь всё равно будешь рад меня видеть? Попытаешься схантить меня ещё раз-другой?
